|
О будущем российско-американских и грузинско-американских отношений говорит заместитель помощника госсекретаря США Мэтью Брайза
- Господин Брайза, после прихода новой администрации по Тбилиси поползли слухи, что вас переводят на другую должность. За последние годы в Грузии так привыкли к вашей активной деятельности...
- А я-то как привык! Я не знаю, как вы обойдетесь без меня (смеется), но я еще меньше представляю, как я буду жить без этой работы. Может, и есть такие слухи, я не в курсе. Я люблю этот регион и вас всех, кто в нем живет. Но я не знаю, что будет. Это будет зависеть от решения госсекретаря Клинтон: я на службе, и я буду продолжать службу там, где она захочет. Надеюсь, что останусь на этом месте еще немножко. Хотя, честно говоря, устал, но это только физическая усталость – что касается души, я готов продолжать работу, и надеюсь, что это надолго.
- Сегодня всех в Грузии волнует вопрос о том, как будут развиваться американско-грузинские отношения. Грузинская оппозиция утверждает, что перспективы весьма туманны, так как со стороны Обамы в адрес президента Грузии не поступает никаких позитивных сигналов.
- Это смешно – отношения между нашими странами очень прочные, это продолжается и будет продолжаться. Это очевидно. Новая администрация, судя по заявлениям, поддерживала Грузию еще в предвыборный период – во время войны и во время нападения России, и эта политика поддержки продолжается. Есть хартия, которая определяет наши отношения, и этот документ будет реализовываться уже при новой администрации. Я не понимаю, чего ждут от США люди, которые говорят, что нет позитивных сигналов из Белого дома – сигналов много.
- Хартия о стратегическом партнерстве, о которой вы упомянули, вызвала настороженность в Москве: там сразу заговорили, что США намерены превратить Грузию в военный плацдарм, разместить у нас базы. Насколько оправданы эти опасения?
- У нас нет планов открытия таких баз в Грузии. Однако я говорил и повторю еще раз, что мы намерены работать с Грузией в области безопасности, энергетики, экономики. Документ направлен на поощрение Грузии к развитию реформ, что будет усиливать партнерство наших стран и поможет Грузии удовлетворить критериям для вступления в НАТО. Развивая наши отношения с Грузией, мы не намерены искать конфронтации с Россией. Одновременно мы отдаем себе отчет в том, что перед нами долгая борьба, которая потребует терпения и взаимодействия с Россией.
- Возможна ли новая холодная война? Дело в том, что после того, как на президентских выборах победил Барака Обама, в России появилась было надежда на потепление отношений с США, но после мюнхенской речи вице-президента Байдена многие спустились с облаков.
- Холодной войны не будет, те времена давно прошли. Я считаю, Россия понимает, что по сравнению с США она слаба. Это знают все. Как сказал Байден, мы готовы нажать на кнопку перезагрузки в отношениях с Россией, но мы никогда – никогда – не признаем независимости Абхазии и Южной Осетии. Это значит, что в отношениях с Грузией изменений нет. А если наша администрация хочет вести переговоры о ядерных вооружениях, это нормально, это не повлияет на вектор развития отношений с Грузией.
- Есть ли реальные механизмы давления на Россию? Ясно, что одной дипломатии мало, ведь Москва до сих пор не отвела войска на те позиции, которые они занимали до войны – наоборот, в Южной Осетии и Абхазии строятся российские военные базы.
- Такие намерения были заявлены, и то, что российские войска не отошли на позиции, которые занимали 6 августа, не соответствует договоренностям от 12 августа и 8 сентября между президентами Саакашвили и Медведевым. Что касается конкретного механизма давления, такого механизма не существует. Мы просто считаем, что Россия намерена (мы на это надеемся) выполнять свои обязательства по этим договоренностям.
- Надеяться, наверное, недостаточно. Согласитесь, что пока что дипломатическое давление не так эффективно, как хотелось бы – более того, оно дает весьма слабый результат.
- Слабый, согласен. Но дипломатия необходима. Ведь что произошло после того, как наш президент выступил с речью во время войны? Я слышал от журналистов, наблюдавших за ситуацией (я имею в виду дорогу, которая соединяет Мцхету с Гори), что когда президент Буш выступил, российские танки развернулись и не пошли в направлении на Тбилиси. Это значит, что слова, т. е. дипломатия, имеют значение. И я считаю, что если весь мир понимает, что Россия до сих пор не выполняет своих обязательств и что Цхинвали препятствует прогрессу в переговорном процессе и даже не хочет получать гуманитарную помощь из-за желания набрать политические очки и сделать политические заявления, то шаг за шагом это будет иметь позитивный для Грузии эффект.
- Кстати, о гуманитарной помощи. Вы имеете в виду отказ Цхинвали принять помощь, предложенную ЕС и ООН во время женевских дискуссий?
- Я в Женеве представляю США во второй рабочей группе, по беженцам, есть и еще одна – по вопросам безопасности. Я не могу сказать, что наша последняя встреча была продуктивной. Почему? Потому что ЕС и ООН предложили поставить помощь людям, которые нуждаются в ней, с севера и с юга. Коллеги из Цхинвали на это не согласились.Получается, что мы в Женеве работаем, но не выполняем до конца наши обязанности. Я не могу этого понять. Если ООН и ЕС предлагают помощь, а одна из сторон не соглашается – это невыполнение резолюции Совбеза ООН, а этот документ имеет силу международного права. Это очень серьезный момент. Дело в том, что в 4-м пункте резолюции 1866 говорится, что гуманитарная помощь должна поступать беспрепятственно, а то, что произошло в нашей рабочей группе – это было препятствие со стороны представителей Цхинвали. И я бы хотел, чтобы наши русские друзья способствовали прогрессу.
- А что делать с нежеланием Сухуми и Цхинвали впускать наблюдателей ЕС? Это ведь тоже нарушение договоренностей. Как сможет отреагировать тот же Евросоюз, если новый миротворческий формат не заработает в Абхазии и Южной Осетии?
- Это вопрос, на который я не могу ответить. Я не знаю, что будет. Для того, чтобы ответить на такие вопросы, чтобы решить такие проблемы, мы и должны работать. Для этого необходимы переговоры, необходим диалог. Мы считаем, что есть одно государство – Грузия, а Южная Осетия и Абхазия являются частями Грузии. Сам Евросоюз заявил, что у их наблюдателей есть право находится во всех областях на всей территории Грузии, в том числе и в Южной Осетии, и в Абхазии, но люди в органах власти в Цхинвали и Сухуми говорят по-другому. Я думаю, что удастся найти общий язык.
- Еще один вопрос, по которому до сих пор общий язык не найден – это возвращение беженцев. Есть ли сдвиги в этом направлении?
- Главное, чтобы возвращение было безопасным. И в Гальском районе, и в Южной Осетии должны быть обеспечены гарантии безопасности. Мы должны выслушать мнения Грузии и других о том, что надо сделать, чтобы подготовить почву для возвращения беженцев.
- Господин Брайза, мне еще с августа не дает покоя один вопрос. Когда вы во время войны дали первое интервью, это был совсем другой Брайза, совсем не такой улыбающийся дипломат, как сейчас. Вы гневно говорили, что начинать войну было непростительной ошибкой. Кому были адресованы ваши слова?
- Вы имеете в виду – когда я прилетел в Тбилиси? О, было много причин для гнева! Во-первых, Россия напала на Грузию, а обвинила в начале войны Грузию. Это было нечестно. Очень много было высказываний представителей российского руководства, которые просто были неправдой. Кроме того, я считал, что эти заявления подняли уровень напряженности во время войны. Вот почему я был так зол: потому что я считаю, что моя задача, как дипломата – помогать сторонам не только находить общий язык, но и создавать мир, жить друг с другом и решать очень болезненные вопросы, и я считал тогда, и считаю сейчас, что эти заявления Москвы усугубили ситуацию. |
