Лазаре

Гости:

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вахтанг Константинович Кикабидзе в своем доме принимает радиостанцию «Эхо Москвы». Во-первых, Вахтанг Константинович, позвольте вас поздравить – открыт памятник, вы сегодня были на открытии памятника «Мимино». В Армении это произошло?

В. КИКАБИДЗЕ: Я там не был. Я видел по телевизору, что открыли в Дилижане, сделали армянские скульпторы. Они же утверждают, что в Дилижане вода идет, второе место в мире, вот там и сделали. Говорят, что между персонажами вода льется, а за ними наблюдает Леонов, вот такая композиция. Здесь тоже будут ставить наши. С этим памятником очень долгая история. Года четыре назад мне позвонили из Москвы из Госдумы, сказали, что на Чистых прудах будут ставить памятник персонажам «Мимино». Якобы дружба народов – русский, армянин, грузин. Потом правители друг на друга обиделись, сказали, что уже не будут ставить. Потом наши сказали: может, у наших поставим? Те не дали. Потом очень долго армяне хотели вытащить этот памятник сюда. И сейчас вдруг привезли его. Я видел, смотрел, они стоят там, эти статуи в мастерской.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Памятник, о котором идет речь, московский, его делал Зураб Церетели?

В. КИКАБИДЗЕ: Зураб Церетели, да.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И он скоро будет в Тбилиси.

В. КИКАБИДЗЕ: Так говорят.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы знаете, в сюжете – я тоже смотрела этот сюжет по телевидению – люди говорили, что герои «Мимино», безусловно, достойны памятника, потому что они смогли сделать то, чего не удается до сих пор никому в вопросе дружбы народов.

В. КИКАБИДЗЕ: Не мы сделали, а режиссер и сценарист сделали. Я считаю, что нормальный фильм сделали, не умирает картина. Иногда искусство играет свою роль при нашей хреновой жизни. Если людям нравится, это хорошо.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А сейчас такие герои есть?

В. КИКАБИДЗЕ: Не знаю. Режиссеры такие есть?

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы не видите таких режиссеров?

В. КИКАБИДЗЕ: Такие режиссеры, которых я знаю, они не могут ходить с протянутой рукой, просить деньги, чтобы снять картину, при нашей литературе. Когда я говорю «нашей», я имею в виду и русскую, и грузинскую классику. Снимать эти сериалы – это просто кощунство, по-моему.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Т.е. коммерческая составляющая убила искусство?

В. КИКАБИДЗЕ: К сожалению, да, так и происходит, наверное. Видно, без этого не бывает.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: На вашем искусстве это как-то сказалось?

В. КИКАБИДЗЕ: Сказалось тоже. Потому что то, что начали предлагать, я отказывался. То, что я хотел сыграть… Одна роль была такая, которую я мечтал сыграть. Я говорю – сняться в этой роли и вообще не играть в кино. Это был «Хаджи-Мурат». Был один раз такой вариант, замечательный сценарий был. Но не пропустила Москва тогда.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Может, еще не всё потеряно? Может, еще сыграете?

В. КИКАБИДЗЕ: Возраст. Уже потеряно. Я тогда был точно в возрасте этого героя. Даже я к Данелия пришел, без волос, с бородой. Он говорит: «Что, ты хочешь Хаджи-Мурата играть?» Я говорю: «Да». – «Нет, Шамиля будешь, а Хаджи-Мурата – пока не знаю» (СМЕЮТСЯ).

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вообще, отношения художника… Коммерческая составляющая, понятно. Но еще ведь есть политическая составляющая. Сейчас очень много мы наблюдаем конфликтов или, наоборот, консолидации людей искусства и власти. Как вы считаете, это правильно? Если да, то как это должно происходить?

В. КИКАБИДЗЕ: Я думаю, что мы немного не с той стороны смотрим на это дело. Почему я всегда смотрю ваши передачи? Я никогда не мог представить, что вы будете у меня в гостях. Потому что на RTVi более-менее честно говорят, когда обсуждается тема. Если есть умный человек, гражданин страны, у которого голова работает, почему его не спросить? Почему с ним не консолидироваться? Я помню, когда Рейган приходил к власти, во всех газетах были насмешливые статьи – артист пошел в политику. Оказался умным мужиком. А что артист? Артист – образованный человек должен быть. В политику лезть, это мое личное мнение, какой-то божий дар должен быть у человека, очень сильная личность должна быть. Потому что он должен уметь и врать, и придумывать, и ёрничать – всё что угодно.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Артист всё это умеет делать.

В. КИКАБИДЗЕ: Артист умеет. Но кроме этого, он должен еще знать жизнь. Не все артисты, кстати, хотят в политику.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы хотите?

В. КИКАБИДЗЕ: Я – нет.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И никогда не хотели?

В. КИКАБИДЗЕ: Нет. Я люблю засыпать, когда я хочу, и вставать, когда я хочу.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы слишком недисциплинированны для политики.

В. КИКАБИДЗЕ: Не каждому дано право учить других людей, как они должны жить, что мы сейчас наблюдаем сплошь и рядом. Лишь бы в кресло сесть и вещать оттуда, что белое – это белое, черное – это черное.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Разве вы своими ролями не показываете людям как жить?

В. КИКАБИДЗЕ: Стараюсь, если это получается. Действительно, получается, кстати. У меня фильмов-то много, а картин хороших мало.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Какие любимые?

В. КИКАБИДЗЕ: Лучшая картина, конечно, «Не горюй!». «Не горюй!», «Мелодии Верийского квартала». Всё Данелия. И всё, наверное.

А. ВЕНЕДИКТОВ: А «Мимино»?

В. КИКАБИДЗЕ: «Мимино» – это массовая картина, хит. Мы когда снимали ее, мне всё время было не понятно – что мы дурака валяем. Я не мог понять, о чем фильм. А с ним немного сложно говорить, он не объясняет. Потому что литература идиотская была, разговорная речь. И я помню, мы когда первый раз материал смотрели на «Мосфильме», там люди со стульев начали падать, свои же. Я вообще не считаю, что это комедия. Это серьезная, философская картина. Кто как смотрит. Достаточно того, что есть диск, мне в Москве подарили. Перевернул весь дом, не могу найти. На диске должна быть или музыка, или песня. Есть диск с текстами из фильма «Мимино», только эти фразы. Люди слушали и начинали смеяться. Очень долго много моих знакомых говорили этим языком. У нас, например, до сих пор фраза «Вы почему кефир не кушаете? Не любите?» значит «Куда ты пропал? Почему не звонишь? Почему не появляешься?» Там попадание было абсолютное.

А. ВЕНЕДИКТОВ: А «Боржоми»? Думай сначала…

В. КИКАБИДЗЕ: …потом говори.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Фильм, который разобрали на цитаты. Вы говорите, что ваши главные фильмы, может быть, не такие хитовые, как «Мимино», но они чему-то учат. А вообще, культура должна быть массовой?

В. КИКАБИДЗЕ: Мне, например, нравились фильмы Тарковского всегда, Отара Иоселиани. Вообще, в искусстве нельзя вот так сидеть и разбирать – как ты считаешь, от этот режиссер… У любого произведения есть свой поклонник, он по своему уровню понимает. Мне немного трудно сейчас по-русски объяснять это. Я никогда не начинаю кого-то отрицать или принимать. Я считаю, что гениальная картина – «Не горюй», просто гениальная картина. Сейчас вряд ли кто-нибудь такую картину снимет. 18 раз я смотрел фильм «Бег» Алова и Наумова. И еще 20 раз могу посмотреть. Но я его смотрел по-другому, я смотрел, какие люди жили, какие лица были, как они родину любили, как они могли класть голову. Я не забуду этот взгляд Хлудова, который всё время в сторону России смотрит. А «Мимино» всех тронул, потому что он сегодняшний человек, он как будто сосед их. Каждый человек считает, что на его улице должен быть праздник когда-нибудь. Но жизнь, она по-своему растасовывает всё.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Герои «Мимино» и сейчас актуальны? И сейчас мы можем увидеть своего соседа? Или всё поменялось уже?

В. КИКАБИДЗЕ: Очень сильно меняется. Я сам такой, я других героев не принимаю. Я считаю, что человек человеку друг должен быть, сосед соседу. У нас, например, в Грузии сосед – это как ближайший родственник. Был такой случай у меня. В Москве у моего товарища супруга скончалась. Я прилетел туда на похороны. Давно это было. У христиан принято, пока усопший в квартире, крышка от гроба ставится. В этом доме лифта не было. С третьего этажа спустилась соседка. Я утром слышу какой-то скандал. Она говорит: уберите, ко мне должны гости придти. Когда у нас это происходит, мы даже музыку не включаем, чтобы не оскорбить. Может быть, это дико звучит. Менталитеты разные абсолютно, по-другому понимают. Здесь тоже судить трудно. Я не то говорю? Я думаю, что правильно говорю.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Мне интересно, как вы считаете, это какая-то смена поколений произошла, или пресловутое общество потребления всех испортило. Почему так происходит?

В. КИКАБИДЗЕ: Мое личное мнение такое. Я в Америке был в одном доме. У меня было такое ощущение, что кроме мужа, жены и двоих детей кто-то еще там есть. Долго я не мог избавиться от этого ощущения. Потом до меня дошло, что пятый – это деньги. Там, на Западе деньги как живое существо. Чтобы американец сунул руку в карман и достал бы живые деньги, заплатил бы, этому предшествует очень длинная история в его голове, почему он это должен сделать. И когда это к нам пришло – а к нам это пришло, – всё сразу поменялось.

В один день я проснулся и вдруг понял, что я должен проигрыватель выкинуть, все мои пластинки, которые я с рук покупал – наше поколение, вы помните, меломаны на рынке покупали, очень дорого стоили эти старые пластинки, – пластинки выкинуть, потому что вышли какие-то диски. Это моментально произошло. Сейчас в первую очередь молодежь… Я их понимаю, они думают, как пробиться, чтобы они могли зарабатывать большие деньги, сейчас есть возможность заниматься бизнесом, закладывают квартиры, потом теряют… Наверное, это всё надо пройти. Я по своему третьему поколению наблюдаю.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Это в смысле внуки?

В. КИКАБИДЗЕ: Да. Я видел их друзей, это уже взрослые люди, они думают, что если у них будет жвачка, то они уже американцы будут, станут американцами. Я имею в виду американцами, в смысле хорошо будут жить. Ко мне из Канады приехали муж с женой, очень богатые люди, близкие наши друзья. Был сезон клубники, май месяц. Она кушает и говорит: «А что это такое?» – «Клубника». – «У клубники такой вкус?» – «Да. Это не то, что вы там кушаете что-то непонятное». Вот это уже скоро будет здесь, потому что мы к этому уже идем. Уже начали говорить, что турецкую картошку не покупайте: турки привозят картошку, а нашу увозят туда, свой лук привозят, там химикаты, а наш увозят. И это не остановишь. То же самое происходит в кино, в театре, в прессе, в литературе – во всём.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы сказали про молодое поколение. Разве тут не играет определяющую роль воспитание, то, что дают родители?

В. КИКАБИДЗЕ: Конечно, играет.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Значит, и искусство должно воспитывать, и вы должны воспитывать.

В. КИКАБИДЗЕ: Слава богу, в моем доме всё немного по-другому. Насколько мы их воспитывали, не знаю, но, наверное, они росли в здоровой среде. Очень хорошие ребята. И вкус у них нормальный. Не один из моих внуков никогда у меня ничего не просил. Я не люблю, когда папа говорит: «Я ему в 17 лет машину купил». А он через неделю разбивается на этой машине. Не было такого – купи мне это или купи мне то. Такая коммуна у нас была всегда. И среди моих друзей очень много таких детей хороших.

Но в наше время другая улица была, абсолютно другая улица была. Если у нашего поколения есть что-то хорошее, это всё с улицы. Потому что мы без отцов росли все, у 80% моих друзей отцы остались там во время войны. Мой тоже погиб в 42-м. На улице мы учились уважать старшего, не бить слабого и миллион всего. Там свои законы были всегда. Сейчас улица стала опасная: наркотики, выпивка, проституция. 13-летние девочки аборты делают. По всему миру так. Это всё идет оттуда, с этих проклятых баксов, из-за того, что мы всю жизнь искали – где достать колбасу, где достать джинсы. Всё время что-то доставали. Чековые магазины, бонны.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Вы заговорили о поколении. Российско-грузинская война три года назад. Ваши внуки ее так же воспринимали, как вы, или по-разному? Вот вы, которые жили в Советском Союзе, не было ни России, ни Грузии, была одна страна, пересекали границы, ваше поколение ее воспринимало так. А внуки как ее воспринимали?

В. КИКАБИДЗЕ: Так же и воспринимали.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Так же и воспринимали?

В. КИКАБИДЗЕ: Так же. У меня, кстати, все, от мала до велика, хорошо говорящие на русском языке, хорошо разговаривающие, читающие дети. Но я помню, сидел я здесь и смотрел телевизор. И сидела там молодая женщина, посол Эстонии в России. И прозвучала фраза, что Эстония – первый враг России. Вы тоже это помните. Через какое-то время Эстония перешла на второй план, сказали, что Грузия – первый враг России. Сейчас следующий враг кто будет, я не знаю. Всё что угодно может быть. И дети тоже слушают это. А то, что здесь происходило, я уверен абсолютно, что 99% в России не знают этого. Если RTVi выключить, может быть, и 98% не будут ничего знать. Это длинный разговор. Если вас интересует, спрашивайте, я с удовольствием буду отвечать.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Войне почти три года. Как сейчас вам всё это видится, так же, как три года назад?

В. КИКАБИДЗЕ: Начнем с того, что это не три года, это очень давно длится. Есть здесь три поколения. Наше поколение, немного старше, которые еще живы и которые всё ратуют за то, чтобы была колбаса за 2 рубля 20 копеек, которой уже никогда не будет, и молодежь, которая наконец эту жвачку достала. И сейчас молодежь эту жвачку уже достала, ее где угодно продают. Что делать? Но они видят, что эта маленькая страна потеряла 20% земли.

Я вообще считаю, что человек должен быть гражданином своей страны обязательно, иначе копейка ему цена. Он должен быть гражданином. И еще он должен быть другом. В жизни всё бывает. У меня были случаи, когда друзья мои… Какие-то проколы бывают в жизни. Или, допустим, они на больших должностях были, потом что-то произошло, их выкинули оттуда. Я их никогда не бросал. Лучше дружбы ничего нет.

Мы сейчас по-свойски говорим. Взрослый мужик, я сидел и плакал. Я не мог представить, что танк российский может войти. Трудно мне было представить. Мой отец ушел на фронт, журналист. У него было такое зрение, что его не брали. Он сам ушел. Он же пошел всех нас защищать. И все эти отцы, старики так и клали головы там. Я сказал жене: «Если бы отец сейчас воскрес, ему бы стало стыдно за то, что он нас бросил и ушел». Он мог остаться.

Все православные страны всё сделали в России для того, чтобы евреи убежали оттуда, умные, башковитые люди, и получали бы там Нобелевские премии, изобретали бы на Западе. Зачем, когда у тебя есть огромная страна, не ухоженная? Я думаю, вы не обидитесь на меня, но Москва сейчас – это отдельное государство, это не Россия. Я-то Россию от начала до конца знаю. Как только ты из Москвы выезжаешь, ты попадаешь в другую страну. Вместо того, чтобы думать, как поднимать эту богатейшую страну, какая-то маленькая кучка людей занимается вот этими идиотскими сценариями.

Я не знаю, сколько вы будете в Тбилиси, но вы поговорите с обычными людьми на улице. Ни один человек не скажет вам, что не хочет дружить с Россией. Ни один. Не найдете вы такого человека. Мне, например, очень грустно. Я всю жизнь пел и по-грузински, и по-русски. У меня огромные программы на русском языке. И где я их пою? Здесь. И с удовольствием слушают все. Но это так долго не может продолжаться. Что такое Грузия? Малюсенькая страна, одну кнопку нажмешь – ее не будет. 21 век заканчивается уже. У меня был прямой эфир с Москвой.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Мост.

В. КИКАБИДЗЕ: Телемост, да. Там интересные люди сидели, журналисты. Там был режиссер Захаров.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Марк?

В. КИКАБИДЗЕ: Нет, другой. А у меня был день рождения. И он говорит: «Сначала мы за вас должны выпить чилийское вино». Кстати, хорошее вино в Чили. Я говорю: «Я знаю. Когда Онищенко объявил, что это отрава, я не поверил, пошел и купил пять бутылок вина в самом плохом тбилисском магазине и две бутылки «Боржоми». Выпил – и не умер». Оказывается, позавчера уже сказали, что можно. Я не слышал, мне сказали, что уже можно открываться. Я бы не дал.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Не дал бы?

В. КИКАБИДЗЕ: Не дал.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Почему?

А. ВЕНЕДИКТОВ: Ему жалко, он хочет сам.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вам так понравились те пять бутылок?

В. КИКАБИДЗЕ: Потом оказывается, что молдавское немного исправили, молдавское можно. Сценарий. Вот режиссер когда говорит, что если бы у меня была возможность второй снять этот фильм, я бы хороший фильм сделал. А второй раз никто не даст снимать. Написал, снял – всё, деньги ушли. Задний ход трудно делать.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Так машина без заднего хода, Вахтанг, это плохая машина.

В. КИКАБИДЗЕ: Плохая машина, да. Я знаю (кстати, Матвей тоже знает), что всё время президент Грузии Михаил Саакашвили говорит: «Надо сесть за стол переговоров, надо сесть за стол переговоров». Мы все говорим – надо сесть за стол переговоров. Почему не сесть, мне не понятно? Я хочу, вы хотите, все хотят. Не лучше ли иметь хорошего соседа, спокойно жить и друг к другу ездить в гости, чем портить нервы и устраивать друг другу гадости. Мне это не понятно.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вахтанг Константинович, а тот путь, по которому сейчас идет Грузия, как вы считаете, он правильный?

В. КИКАБИДЗЕ: Он правильный, я так думаю, это мое личное мнение. Я все пять континентов объездил с гастролями. Концерт нравится, приходят, спрашивают журналисты. Когда они узнавали, что мы из Советского Союза, уже у них в лице что-то менялось. Почему нас так боятся? Я был молодой, не понимал. Если, допустим, русского медведя рисовали, карикатура такая была, что страшнее монстра нет. Это мы были виноваты, система.

Что человеку надо? Человек человеку друг. Живи, радуйся жизни, радуй своих близких, приноси жене цветы, пой песню, принимай гостей. Это же всё просто. Что еще должно быть? Почему это должно происходить? Если они хотели, чтобы этот Советский Союз был, тогда не надо было его выпускать вожжи из рук. А всё ломать на маленькой Грузии тоже некрасиво. Я думаю, что правильно. Я был в Батуми тогда, я застрял там, когда это всё началось. Там два взрыва, по-моему, были. И потом это прекратили, потому что Турция в НАТО, рядом. Потом мы начали понимать что к чему. Они могли взять, тут до Тбилиси доехать 30 километров. И что? И сейчас сидели бы без этой колбасы и без этих разговоров, наверное.

А. ВЕНЕДИКТОВ: У России нет из Грузии «Боржоми», нет вина, нет людей. Кстати, слушатели, которые присылали вопросы для вас, спрашивали: «А почему Кикабидзе к нам не едет? Мы его любим». «Он нас обидел, – пишут люди, – но мы его любим и мы хотим его слушать». Что бы вы этим людям сказали?

В. КИКАБИДЗЕ: Я это читаю давно уже.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Вот скажите им сейчас.

В. КИКАБИДЗЕ: Кстати, мои друзья тоже писали, которых я считал своими друзьями.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Что бы вы им сказали?

В. КИКАБИДЗЕ: Я бы сказал, что я Россию очень люблю. Есть такая журналистка Сапожникова, которая в предисловии написала, что Вахтанг всегда начинает с этой фразы – «Я люблю Россию». Я люблю Россию. А почему мне Россию не любить? Я люблю Россию, я люблю русскую литературу, я люблю русскую музыку, искусство. У меня огромное количество друзей там. Но я не люблю, когда большой человек давит маленького. Убейте меня, но я не могу, это очень действует на меня.

Честно говоря – я думаю, что вы не поверите, я не ёрничаю, – когда я отказался от этого ордена, у меня в голове не было ничего подобного, что такой ажиотаж вызовет, клянусь внуками. Потом это всё произошло – вдруг начали писать: как ему не стыдно, отказался от Ордена дружбы народов. О какой дружбе вы говорите? Танки здесь стоят, ракеты здесь стоят. О какой дружбе может быть разговор? А ну представьте, если бы туда вошли мы.

Очень много писем приходит из России, из разных городов, до слез трогательные письма. Сейчас у меня были концерты, турне было немного странное: Лондон, Молдавия, Литва, Латвия, Эстония. Симпатичный человек на сцену поднялся, говорит: Вахтанг Константинович, я из Москвы, я специально прилетел, вместе с друзьями, с семьями приехали, чтобы концерт посмотреть. С цветами пришел. Это разные вещи.

Есть политика и энное количество людей, которые это всё портят, и есть огромная масса людей, которые хотят нормально жить. Естественно, я понимаю, что они считают, что я должен поехать. А как я могу поехать? Мне было бы стыдно смотреть внукам в глаза. Потом, если мужик рот откроет, он должен уже до конца слово держать.

Об этом никто не пишет, но я же себе работу отрубил. У меня основная работа была в России. Большая страна, возможностей много. Потом начали какие-то мои якобы близкие знакомые говорить: мы его кормили здесь. Насильно на концерт никого не зову. За свои деньги жил, за свои деньги работал. Я не мог заставить придти на концерт. Кто хотел – тот и приходил. Я знаю, что меня в России любят. Я тоже их очень люблю. Но эта политика мне не нравится.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Знаете, что обидело? Насколько я понял наших слушателей. Может быть, я ошибаюсь. Не то, что вы от ордена отказались, это, действительно, политика. Наши слушатели писали, что «он сказал, что русские пришли в Тбилиси, русские завоеватели», т.е. он весь русский народ так назвал.

В. КИКАБИДЗЕ: Никогда в жизни этого не было. Я похож на такого человека? Нет, не было. Я закончил один сценарий года два тому назад, там есть одна новелла об этой войне, 10-минутная новелла, очень интересная. Даже там ни разу слова нет о России. Просто кто увидит этот фланг на танке, поймет. Я же не могу там ливийский флаг поставить.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Давайте тогда закончим с политикой и поговорим про творчество. Я понимаю, что российский зритель вас пока не увидит, не услышит. Где вы сейчас выступаете? Может быть, мы в Армению заедем.

В. КИКАБИДЗЕ: Сейчас мы с Шакуровым будем играть в фильме, завтра утром я еду в Ереван. Замечательный актер, я его очень люблю. Мы близко не знакомы, но как актера я его очень люблю. Я сейчас от одной картины отказался, потому что у меня сейчас двустороннее воспаление легких. Я лежал в больнице два дня тому назад, только вышел. У вас такой проект есть в Москве – «Ёлки», новогодние новеллы снимают. Команда Тимура Бекмамбетова звонила мне, они очень просили, чтобы я снялся. Но так получилось, что перед отъездом я свалился. Я спросил, где они снимают. В Москве. Я говорю, что я же сейчас не езжу. Они говорят: «Мы поменяем город». Должны были в Киеве снимать.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Поменяем Киев под Москву?

В. КИКАБИДЗЕ: Нет.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Я понимаю. Москву под Киев.

В. КИКАБИДЗЕ: Обидно, что я не смог поехать. Есть какие-то предложения. Если там что-то поменяется, бог даст, я надеюсь, что-то сдвинется, я первый поеду. Буду петь, если это нужно кому-то.

Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Нужно, нужно, конечно. Может быть, вы даже и споете? Если у наших слушателей нет возможности увидеть вас воочию на российских концертах, то, может быть, вы для них сейчас споете, и с помощью радио «Эхо Москвы» они хотя бы услышат любимый голос.

В. КИКАБИДЗЕ: Кстати, я когда-то вам на «Эхо Москвы» присылал маленькую картину с одним моим другом московским, юристом. Я ему сказал, что очень люблю эту радиостанцию, пусть у них висит. Он сказал: «Я им отдал». Это было лет шесть или восемь тому назад. Моя мама очень хорошая певица была. Я с детства помню, она всегда напевала такую народную песню. Я сейчас вам спою припев, потом переведу.

ВАХТАНГ КИКАБИДЗЕ ПОЕТ

В. КИКАБИДЗЕ: Опали лепестки у красавицы-розы, и соловей начал горько плакать. Это народное стихотворение. А поэт говорит: «Ты не плачь, соловей, потому что придет весна, и эта роза опять расцвет, и всё будет хорошо». Понимаете? Я так думаю.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Спасибо большое.