Воспоминания о войне в Абхазии в 1992-93 годах
Я хочу поделиться с теми воспоминаниями и впечатлениями, который грузинский народ испытал во время, так называемой Абхазской войны в 1992-93гг, а на самом деле подлой Российской агрессии на Грузию с целью её расчленения. До этого очень умело и довольно успешно Россия воплотила первую попытку расчленения государственности в 1991 году в Цхинвальском районе Грузии, которая исторически называлась Самачабло, а теперь благодаря единоверной Росси, при поддержке Венесуэлы, Никарагуа и Науру, «превратилось в государство «Южная Осетия».
Это мои воспоминания, как непосредственного участника этих событий и, я хочу с вами поделиться чисто субъективным взглядом, что же происходило в то время там, в Абхазии.
Когда разгорелся конфликт, многие грузины, которые находились за рекой Гумиста, оказались в заложниках. Среди них оказался начальник СМП 676 треста Зактрансстрой Чхаидзе Алказар Шотаевич.
Оказавшись в заложниках, Чхаидзе Алказар имел связь только со мной. Буквально 16 августа 1992 года раздался у меня дома в Сухуми телефонный звонок. Слышу в трубке голос Алказара, где он говорит: моё имя не называй, мне не звони, буду звонить сам, когда это будет возможно. Он днём прятался в кукурузниках и в цитрусовых плантациях и только с наступлением темноты, украдкой, прокрадывался к себе в пацху, подсоединял телефонные провода к аппарату и звонил мне, где передавал не военные сведения, а кто как себя вёл, когда сила оказалась на «их стороне». Единственная вина этого человека была в том, что СМП 676 под его руководством строили жилые дома и в списке очередников были, в том числе и грузины, которые получали ордера.
Во время войны у меня был пропуск на дачу Сталина в Сухуми, где находился штаб и, куда со всех сторон поступала информация. Там, в том числе и я, подняли вопрос о состоянии заложников оказавшихся за рекой Гумиста и поставили вопрос и об Алказаре Чхаидзе, после чего, активно подключились Красный Крест и другие международные организации.
Чхаидзе Алказару чудом удалось спастись вместе с семьёй. Его из дома взяли в плен и повезли в Гудаутскую тюрьму. Там дважды выводили его на расстрел, но Господь не оставил его. Агрессоры воздержались от его расстрела, ибо его имя звучало через международный Красный Крест и другие организации.
Когда на агрессоров было оказано большое давление через Красный Крест и другие организации, они вынуждены были освободить многих заложников. Среди тысяч освобождённых заложников, 26 сентября 1992 года переходил через Гумистинский мост с женой, двумя дочерьми, прикрываясь младшим сыном и Алказар Чхаидзе. Его не хотели живым отпускать. То, что он остался в живых, это чудо, но, в отместку нелюди расстреляли престарелых родителей Алказара. Отец Алказара был заслуженным педагогом Грузинской ССР, персональным пенсионером и мама педагогом, также пенсионером.
В конце 1992 года конфликт в разгаре, всюду голод, продуктов питания нет. Вдруг, по городу разнеслась весть, в Сухумский морпот причалил сухогруз с мукой. Не трудно представить, что творилось у морпорта. Вдруг увидел человека, который явно избегает встречи со мной. В нём я узнал Игоря Пачулия, абхаза по национальности, с которым работали вместе на объекте, бывал у меня дома и делили кусок хлеба. Я подошёл к нему, обнял его и сказал: не хорошо, что мы в трудную минуту отворачиваемся друг от друга. Его, в самое страшное время, в город, на площадь, где его могли признать «врагом», привела страшная нужда. У него дома были грудная дочь, жена абхазка и её мама, кругом голод, разруха и «враги». Поступок со стороны Игоря был мужественный, самоотверженный, он на карту поставил свою жизнь во имя спасения дорогих людей. Ни он, ни кто другой не были уверены, что он домой вернётся живой и невредимый, ибо на войне, как на войне. Хотя у меня дома было четверо малолетних детей, причём самому младшему менее месяца и дома также испытывали голод, холод и все невзгоды войны, я отдал свой мешок муки Игорю. Когда я ему сказал: садись в мою машину и отвезём муку к тебе домой, он очень расчувствовался и чувствовал себя неловко. Мы доехали до его дома, я помог ему занести мешок с мукой и с тех пор мы не виделись.
Идут годы, диалектика жизни такова, что всё движется. Дети наши растут. В 2001 году, когда мы с семьёй ещё жили в Новосибирске, нашу семью пригласили наши Сухумские друзья на свадьбу в Тюменскую область. Свадьбу играли сыну моего друга Каличава Зураба, с которым мы вместе работали в Сухуми в СМП 676 треста «Зактрансстрой».
Свадьбу играли во дворце культуры, мне была оказана высокая честь быть тамадой.
На свадьбу съехались гости, вынужденные переселенцы из Абхазии, которые разбросаны по всей России, приехали, в том числе из Иркутской области друзья Зураба и Нины, наши друзья по совместной работе в Сухуми. Заиграла лезгинка, женщины пустились в пляс, джигиты в след. Потом я узнал, что дамы абхазки замужем за грузинами, воспитывают взрослых сыновей, и мы провели незабываемое время. Оказалось, женщина абхазка, сестра жены Игоря Пачулия. Она дала мне телефон Игоря, и по приезду в Новосибирск, я позвонил ему в Сухуми. Ответил детский голос, я спросил Игоря и услышал: папа, это тебя. В этот момент я вспомнил события 1992 года у Сухумского морпорта, когда Игорь, рискуя жизнью, пришёл на пристань. В первую очередь забота о ней в тот день Игоря привела на площадь. Я заговорил с Игорем, он сразу не узнал мой голос и крикнул в трубку - подожди, не говори кто ты, сам догадаюсь. Через некоторое время он сказал: Сосо, это ты? По истечении стольких лет, наверняка, меньше всего он ожидал моего звонка. Первые слова, которые он произнёс, это было: я никогда не забуду то, что ты сделал. Я от других слышал, что Игорь меня искал, мою семью, чтоб помочь. Мы абхазы и грузины, это одно целое, у нас одинаковые традиции, обычаи, корни.
Что же было с нами. После очередного перемирия - а на самом деле подлого обмана и гнусного предательства со стороны гаранта мира России - грузинская сторона поверила в мирный исход конфликта. Народ начал готовиться к мирной жизни, люди стали возвращаться в свои очаги.
Мы с Мариной (моей супругой, уроженкой Торчинава) в июне 1992 года приобрели в Гульрипши собственный дом. Надо оговориться, что я, моя супруга и четверо наших детей, родились в Сухумском родильном доме. Купили дом мы у греков, они уезжали на историческую родину в Грецию. Мы им отдали деньги, а через месяц война. Они были старики, сын со снохой и двое внуков. Старики очень боялись, что мы с Мариной выдадим, что у них есть деньги. Мы им сказали: доверьтесь нам, мы всё устроим так, чтоб вы благополучно покинули Сухуми. До последнего момента, даже находясь на барже, они сомневались. Когда баржа отчалила от берега, они перекрестились и благословили нас с Мариной. Это было 14 сентября 1992 года и с тех пор мы ничего не знаем о них.
В нашем новом доме прожили ровно один год. Был такой случай во время войны. Детей на короткое время вывезли в Сенаки. Я ехал в электричке обратно в Гульрипши. В Драндах нашу электричку задержали почти на два часа. В это время, оказывается, нашу улицу в Гульрипшах бомбили из града. Вижу, люди меня сторонятся, на контакт не идут. Потом выяснилось, что шесть снарядов града упали в шахматном порядке возле нашего дома, а люди не знали, что детей мы вывезли и конечно подумали о самом худшем. Рядом с нашим домом стоящий двухэтажный дом, как масло разрезало. В нашем доме не было ни одного целого стекла в окнах, по стенам трещины пошли , но икона Божьей Матери, висевшая на стене, перекосилась, но не упала.
Надо отметить, Марина всю войну была рядом со мной. Я не остался в Сенаки и, спустя некоторое время, пришлось семью вывезти обратно в Гульрипши и до конца войны были вместе.
Я не брал оружие в руки, это моё принципиальное мнение, что это грубейшая ошибка политиков, которые ввели в заблуждение народ. Придёт время, когда мы будем возводить стелу, и её будут обвивать две виноградные лозы, это будет плачь двух матерей.
Великий русский писатель Иван Лесков сказал: человек подобен дереву, из которого можно вырубить икону или дубину. Настало время - иконы вырубать.
Во время войны я работал в ПО «Желдорстрой» в Сухуми, и, под руководство Гелашвили Сосо и Пачкория Гиви мы дважды фрахтовали самолёт из Сухумского аэропорта и летали в Сочи. Там загружали картофель, масло подсолнечное и другие продукты питания и завозили в Сухуми, который безвозмездно раздавали Красному Кресту, народу, гвардии. Помню, в один из полётов, по нашему самолёту открыли шквальный огонь и, я в душе, впрочем, как каждый из нас, попрощался с этим миром. Слава Богу, пронесло. Наш самолёт резко взял курс в сторону нейтральных вод и таким образом мы ушли от опасности.
Когда было последнее перемирие, мы с Мариной приступили к косметическому ремонту нашего Гульрипшского дома. Мы по сей день очень любим наш дом, несмотря на то, что в этом доме прожили ровно один год. Мы храним тепло наших соседей Веклич Виктора, Карая Тариела, Калягина Виталия, Чхеидзе Владимира и многих других. По соседству с нами проживали две абхазские семьи. Мы, соседи, не дали их в обиду. Помню, был двенадцатый час ночи, и, сосед шёпотом кличет - ночью ходить было небезопасно. Он сообщил, что приехали за Барциц Нугзаром и хотят забрать. Все соседи как один встали на защиту, разбудили депутата ВС Абхазской АР Карая Раису Константиновну и до утра на моей машины ездили в разные инстанции пока не вызволили и не вернули домой.
С нами по соседству проживала и вторая абхазская семья, Куправа Шота. Мы, соседи, жилы очень дружно независимо от национальности и вероисповедания, все друг другу помогали. Практически мы жили единой дружной семьёй.
Во время очередного последнего перемирия, в сентябре 1993 года, где гарантом выступала всё та же Россия, народ в очередной раз поверил в мирный исход и люди стали готовиться к мирной жизни. Не стали исключением и мы. Учитывая, что в то время в Абхазии, впрочем, как и по всей остальной Грузии, месяцами не было света, решили готовиться к зиме. Помню, 14-15-16 сентября, мы, соседи, ходили в лес на заготовку дров на зиму. Вместе с нами были Барциц Нугзар и Куправа Шота. Соседи, все друг другу помогали в заготовке дров. Вдруг, 16 сентября 1993 года, рано утром, во время очередного похода в лес, услышали взрывы из установки «Град». Народ забеспокоился, почему взрываются снаряды, причём орудия стреляли исключительно из той стороны, которую «контролировала абхазская сторона». Ведь гарант мира Россия разоружила противоборствующие стороны. К сожалению, в нас стреляли, а мы ничем ответить не могли. Бомбили нас с двух сторон, со стороны Ткварчели и Нового Афона. Когда грузинская сторона задала гарантам мира законный вопрос: откуда выстрелы, ведь подписано мирное соглашение о прекращении огня, где гарантом является Россия. На этот вопрос «гарант мира» ответил, что стреляет им неподконтрольный сброд боевиков.
12 дней героически отбивались грузины одной единственной пушкой, которую чудом удалось спрятать от «гарантов мира» в ж/д тоннеле. Именно этим орудием удалось нашим ребятам защитить наш народ от массового истребления, иначе, жертв было бы гораздо больше.
Паника была страшная, к берегу причаливали теплоходы, чтоб эвакуировать беженцев, но всех желающих принять не могли (об этом красноречиво говорят документальные кадры). Автоматные перестрелки были слышны всё ближе и ближе. В Гульрипшском районе почти в каждом доме были беженцы из Сухуми. Многие считали, что это недоразумение и Россия, гарант мира, восстановит справедливость, но, увы, этого не случилось.
Мы с Мариной и детьми, вместе с сотнями тысяч беженцев, тоже подались в горы. В то время дороги, как таковой, до Чубери ещё не было и, люди, в основном шли в горы для временного укрытия, в надежде, что гарант мира восстановит справедливость.
Исходя из сегодняшних реалий, думаю, ни у кого в мире нет сомнения, что это была часть «домашней заготовки», которую спланировали в Кремле ещё при Петре Первом, а это означает, что у нас не должно быть никаких иллюзий на предмет справедливости со стороны России, если конечно, мы не будем заниматься самообманом.
Чтобы сэкономить горючее, мы на нашей Волге ГАЗ-21 тянули на буксире другую машину, в которой сидели люди. В горном селении (названия не помню, выше с.Лата) нас приютила армянская семья. Люди оказались сердобольные и отзывчивые, большое спасибо им за всё. Через 3-4 дня продукты питания иссякли, нервозность от неопределённости людей сводило с ума. Посмотрел на моих малолетних детей и решил, что-то надо делать, ибо, ехать дальше в горы без запаса питания, было очень рискованно. Родственник, который с нами ехал в машине, сказал, что у него дома в Сухуми есть чуть больше половины мешка муки, вот бы её нам. Я принял решение ехать в Сухуми за мукой, все были против, но выбора не было. В моей машине топливный бак был почти пустой. За одно, надо было прихватить дизтопливо для тракторов, чтоб старикам и детям можно было ехать на лафете, тем самым, чуточку облегчить страдания людей.
С горы я спустился накатом. Приехав в Гульрипши, соседи мне залили в бак авиационный керосин, и доехал до Сухуми. Это было 27 сентября 1993 года. Картина была ужасная, город был совершенно пуст, ни одной машины в городе. Поперёк дороги лежали ели, которые вырвало от попадания снарядов. Ожесточённая перестрелка была слышна в районе вокзала и выше, в сторону кладбища. Народу в городе никого, я вошёл в дом по ул. 4-го Марта, где находилась мука. Вдруг приоткрылась соседская калитка и выходит напуганная пожилая женщина и говорит: что же с нами будет? Я предложил ехать со мной вместе в горы. Женщина расплакалась и сказала, что не может, так как у неё парализованный муж, который не транспортабельный и отрешённо произнесла: будь что будет, а ты ступай с Богом, спеши, иначе может быть поздно. Я ехал по безлюдным улицам Сухуми в последний раз, ощущение было удручающее. Когда доехал до Мачарского моста, увидел людей, все путь держали в горы. Заехал в наш Гульрипшский дом, зашёл, осмотрелся, увидел манеж моего младшего сына, в доме никого не было. Позвал соседа Веклич Виктора и его родственника дядю Сашу, показал запасы, которое приготовила Марина на зиму, забрал необходимое с собой, а ключи от дома им оставил. Они, два взрослых мужика, как дети плакали, приговаривая, как же мы теперь без вас. Мы за один год стали как родные. Заехал к Карая Тариэлу, он дал 180 литровую бочку полную дизтопливом, которую загрузили в багажник и, я поехал в горы к своим. У моей машины тяги не было, страшно дымила, я мысленно с ней разговаривал и, она как будто понимала, что надо выручать.
В горах увидев своих, радости не было предела.
На следующее утро к огромной веренице машин присоединились и мы. Ехали очень долго, прежде, чем доехали до «Мжаве цхлеби», это местность в Верхней Абхазии у подножия Кавказских гор. Дальше, на легковых машинах ехать практически невозможно было.
Через узкое Кодорское ущелье прошли более 150 тысяча человек, это в основном старики, женщины, дети и защитники Сухуми.
В начале, мы все спали в машине, раскрывали сиденье и он превращался в диван. В нашей машине ехали кроме Марины, наших детей, Марины мамы, наш родственник и я. Когда машина не могла ехать дальше, сняли номера на память, ключи оставили в замке зажигания и сами пешком продолжили путь в горы. Высоко в горах, в ожидании вертолёта, нам страшно повезло. Мы, несколько семей, устроились очень «уютно» в балагане, где пастухи держат скот. В балагане мы разместились 30 сентября. В балагане щели большие, ночью морозы достигали до минус 10-12 градусов и, было жутко холодно. В таких условиях мы прожили вместе с другими семьями долгих 8 дней и ночей в ожидании чуда. Днём земля от жары страшно накалялась, а ночью, как я уже отметил, морозы доходили до 10-12 градусов. От перепада температур земля трескалась. Ночами - чтоб малолетние дети не замёрзли - мы с Мариной поочерёдно напролёт дежурили и не давали погаснуть костру. Наша одежда была пропитана дымом от костра, продуктов питания не было. Дети стойко переносили голод, холод и все невзгоды. Хлеб мешками сбрасывали из вертолётов и, часто мешки с хлебом падали в тайгу, после чего народ толпами ходил в тайгу в поисках хлеба. Вертолёты летали очень редко, так как в это время года, как правило, в горах туман. Был случай, когда вертолёт с беженцами на борту, из-за чрезмерного перегруза, не смог набрать нужную высоту и врезался в скалу.
Долгих 8 дней мы ждали появления вертолёта. Переходить через горы по узким горным тропам самостоятельно, пешком, вместе с четырьмя малолетними детьми и пожилой мамой Марины, было небезопасно. Во-первых, высоко в горах нехватка кислорода, во-вторых, идти горными узкими тропами в снег и слякоть, было очень рискованно. Были случаи, когда пожилые и немощные люди, идя по скользким узким горным тропам, теряли равновесие и падали в пропасть. Люди также умирали от истощения и переохлаждения. Люди психологически не выдерживали нервного перенапряжения и в буквальном смысле сходили с ума. Помню, мы с Мариной рано утром из «Мжаве цхлеби» спустились вниз пешком в лагерь, где оставили нашу машину в поисках пищи. На пути увидели жуткую картину. Человек, совершенно голый, бездыханно лежал на большом пне. Люди предусмотрительно окоченелое тело положили на пень. Земля была мёрзлая и, мёртвых невозможно было хоронить, а, как правило, прикрывали камнями, ветками или чем могли…
Настал долгожданный день 8 октября 1993 года, когда услышали шум приземляющегося вертолёта. Информации заранее никакой не было, народ хлынул к вертолёту. Тысяча людей облепил вертолёт, двигатель не выключали, винт свистел как соловей разбойник. Там действовал закон джунглей. Ты видишь ответственность перед своими детьми и стариками, ты видишь вертолёт и понимаешь, это шанс. Ждать и надеяться не на кого и принимаю решение, во что бы то ни стало отправить своих этим вертолётом. Хватаю на руки Торнике, которому менее года от роду и Георгия, которому 3.5 года и впрыгиваю первым в вертолёт, сажаю Георгия, даю ему на руки Торнике и говорю: Георгий, ты старший мужчина и должен заботиться о семье. Это всё происходит доли секунды, времени на раздумье нет. Пока я сажал детей, люди рвались в вертолёт, хватаю моих дочерей Софико и Тамрико, втаскиваю их, затем Марину и её маму, а сам спрыгиваю из вертолёта. Кругом шум, гам, крики, стоны. Марина и её мама очень переживали, что я спрыгнул из вертолёта, так как никто не знал, что и как будет дальше. Мы с Мариной заранее условились, в случае чего, ждать друг друга в Чуберской школе. Это первое мирное село после перевала. Мы были наслышаны об этой школе.
Когда вертолёт начал набирать высоту, я зажмурил глаза и стал считать. Сначала я подумал, что достаточно будет досчитать до ста, показалось мало, потом до пятисот. Помню, досчитал до тысячи, уже и звука вертолёта не было слышно, а я всё боялся открыть глаза, боялся худшего. Слава Богу, всё обошлось. Я остался без еды, без места на ночлег - место заняли другие, подумав, что мы улетели – но, с брезентом и одеялом. Мы брезент стелили вниз, затем тёплое одеяло и укладывали детей на ночлег. В ту ночь меня накормили добрые люди. Наутро, я принял решение идти через горы на поиски моей семьи. В горах мы жили «семьями», в одиночку не выжить, там другие законы, природа диктует. Была замечательная «семья» в нашей семье. Хозяйку звали Инга, она была с мужем, братом, мамой и грудным ребёнком. Именно благодаря этим мужчинам – они, в том числе входили в боевой расчёт орудия - удалось избежать огромных человеческих жертв. Это они, на одной единственной пушке смогли удержать молниеносную атаку противника. Все считали их героями. Безусловно, большую роль сыграла и пехота. С боевых машин и гаубиц были сняты затворы российскими миротворцами, гарантами мира, однако с другой стороны «забыли» сделать то же самое. Боевые машины выполняли функции тягача, но отнюдь не боевые. 
Инга, 9 октября, накормила нас, мужиков, завтраком. Рацион завтрака состоял из кипячёной воды, пресной лепёшки и даже немного джема перепало. После завтрака я спросил: кто пойдёт через перевал. Желающих не оказалось. Семья с грудным ребёнком естественно не рискнула бы, тогда я сказал: спасибо за всё и прощайте, я должен идти на поиски своей семьи. Вдруг один встал и сказал, что пойдёт со мной. Помню, его звали Раули, он работал дежурным на ж/д станции Дранда. Раули тоже отправил на тягаче через перевал жену и троих детей и, он тоже об их местонахождении ничего не знал.
Во время перехода через горы, самое страшное было, когда тайга кончается и высоко в горах голые скалы. Если в горах заблудился или засветло не успел преодолеть перевал, ночью температура минусовая, костёр никак не развести и люди гибли от переохлаждения. Мы с Раули достаточно легко дошли до конца тайги. Нас предупредили, что там будут балаганы для пастухов и надо будет там переждать ночь. Посмотрев на солнце, оно было ещё в зените, решили продолжить путь. Еды у нас не было, на наше счастье по пути встретились сваны, которые гнали скот, они нас угостили буханкой хлеба, «лобиани» и показали дорогу. Поблагодарив их, мы двинулись в путь. Случайно я заблудился, пошёл не по той тропинке. Пастухи, другие, объяснили, что это дорога ведёт на Северный Кавказ, поэтому надо вернуться. В горах видно далеко, но преодолеть крутые овраги не так просто. Помню, километров пять-шесть пришлось возвращаться.
На самом высоком месте мы увидели много гильз, тогда я глубже понял смысл «перевала», от слова перевалили. Это для нас означало вступление в мирную жизнь.
Мы довольно быстро дошли до тайги уже с другого склона горы. Скоро мы увидели костры, это был лагерь беженцев разбит, народ шёл медленно и делал привал. Шли пожилые, женщины, дети, люди у которых было подорвано здоровье. По непроходимым горным дорогам даже тягачам и тракторам было трудно передвигаться, часто застревали и тем самым создавали заторы даже для пешеходов.
Я подумал, что надо идти пока есть силы, неопределённость хуже. Раули очень устал и высказал мысль переждать ночь в лагере. Я предложил ему остаться, сказав: не могу, так как не знаю что с моей семьёй.
Надо отметить, что идти под гору ничуть не легче, чем в гору. Постоянно надо сбивать инерцию и удерживать себя. Шли мы горными тропами, с одной стороны были крутые горы, с другой пропасть и, где то далеко, шум бурлящей горной реки Ингури. Нам с Раули, во время беседы, приходилось кричать. Преодолевая этот путь, мы здорово похудели, брюки спадали. Нашли где то проволоку и обвязали брюки, наша обувь явно не была предназначена для горных троп и они довольно быстро расклеились, пришлось рвать рубашку и перевязывать обувь. Когда мы вошли в тайгу, ни зги не видно было, хотя до этого, мы видели звёздное небо и, была светлая, лунная ночь. Трудно было, но мы не сдавались и шли. Навстречу встретились два путника, они спросили - откуда мы и куда путь держим. Дело в том, что уже на этом отрезке пути, лагеря беженцев не было, слишком далеко мы оторвались от других, те, кто преодолевали этот путь, как правило, достигали до населённого пункта. Они нам показали более короткий путь до ближайшей деревни. Прошагали наверно часа два, прежде чем увидели звёзды на небе и первый свет в жилом доме. Мы поняли, что это и есть наш маяк, силы как то прибавились и почти добежали до этого дома. Дом оказался двухэтажным, много комнат в доме было, но свободных мест не было. Добрые хозяева пускали всех на ночлег. Там мы расспросили, где школа, как добраться до неё. Оказалось, что до школы около пяти километров, прошагать такое расстояние нам было уже не под силу. Прошли, наверное, с километр, когда увидели скопление народа. Это молодые ребята защищали свою деревню от мародёров. Мы попросили их остановить нам машину, чтоб подбросить до школы. Машина, которую остановили, оказалась МАЗом, да ещё с наращенными бортами. Когда меня поднимали в кузов - самостоятельно не в состоянии был взобраться - думал, как помягче упасть на металлический кузов, ибо, я падал как бревно, одновременно думал, как же обратно, ведь оттуда падать на землю ещё с большей высоты. Спустя некоторое время машина остановилась и с помощью ребят, благополучно нас выгрузили из кузова. Первым делом мы огляделись и увидели сотни костров, это напоминало, как, в старину, в канун сражения, воины разбивали лагерь и разводили костры. Первого прохожего спросили, как дойти до школы, он объяснил. Хотя в близ стоящих домах свет горел, в школе был мрак. Я решил войти в школу на ощупь и узнать хоть какую новость. Не успел по коридору и шагу ступить, как услышал возмущённые возгласы. Я быстро сообразил, что в коридоре беженцы на ночь штабелями расположились, а я посмел их покой нарушить. Проходить по коридору можно было только очень осторожно между классными комнатами и ногами отдыхающих. Все классные двери были изнутри заперты - это означало - класс переполнен, мест нет и не беспокоить. Я стал стучаться из класса в класс и спрашивать: есть ли многодетная семья Чхапелия, мне отвечали, нет, и я шёл дальше. Когда прошёл все классы на первом этаже, перешёл на второй, там картина повторилась. Так же народ в коридоре штабелями лежал, и все классные двери были заперты изнутри. Затем перешёл на третий и четвёртый этаж. На последнем этаже оставалось всего три класса, я уже на ощупь ориентировался. Вдруг слышу голос: Сосо, это ты? Когда услышали утвердительный ответ, дверь отворилась и вышла Инга, та самая Инга, которая утром накормила нас лепёшкой и с джемом в придачу. Увидев нас, она была крайне удивлена, так как мы с Раули сделали почти невозможное. Как правило, люди это расстояние преодолевали за двое, трое , а то и больше суток, а нам удалось за семнадцать часов.
Инга с мамой и грудным ребёнком вылетели на вертолёте, а её мужчины, также уступили место старикам, женщинам, детям и пошли пешком через перевал. Так вот, она сказала: Сосо, твои здесь, я сейчас отведу тебя к ним. Оказалось, мои были в последнем классе. Был час ночи. При стуке в дверь, с той стороны зашумели, что нет мест. Инга кликнула Марину и сказала: Сосо пришёл. Когда открыли дверь, я увидел жуткую картину. В классе на полу на ночлег разместились человек 30-40, практически прохода не было. У моей старшей дочери Софико ушки гноились, горло болело, температура под сорок, все дети больные. Торнике в девять месяцев начал ходить, а в одиннадцать перестал, ноги стали тощие, весь исхудал. Он питался только материнским молоком. Нервное переживание за каждого из нас и отсутствие питания сказалось на материнском молоке, на ребёнке. Марина и её мама были изнемождённые. У всех у нас включая детей, руки были обветренные. Торнике, да и всех нас, Марина обстирывала без порошка в ледяной горной реке. Когда мы встретились, нашей радости не было предела. В такие минуты человек пересматривает жизненные ценности. Наверное, жизнь и состоит из таких мгновений. Если бы Инга сказала - твоих здесь нет, наверное, я рухнул бы от бессилия и досады. Я поставил перед собой задачу добраться до школы и найти свою семью. Силу воли я сжал в кулак до выполнения поставленной задачи и, если бы не получилось… А, ведь, Марине - при виде четверых малолетних больных детей - предлагали разместить в доме, где есть свет, тепло и там меня дожидаться. Предлагали посадить в автобус в любое направление, куда она пожелает. Маринина мама тоже уговаривала, но, Марина, согласно нашего уговора, настояла дождаться меня именно в Чуберской школе.
Нас с Раули с трудом разместили под столом преподавателя. Организм наш от перенапряжения не мог расслабиться и долго не могли заснуть. Когда Раули заснул, стал во сне стонать и даже выкрикивать. Соседи по «гостинице» стали возмущаться, я их постарался успокоить, сказав, что огромный путь через горы проделали за относительно короткий срок.
На следующее утро Раули с нами попрощался, сказав, что пойдёт искать свою семью.
Марина пошла в медпункт за лекарствами для детей. В медпункте ей предложили одну последнюю таблетку аспирина, которую поделила на четыре части и дала принять всем четверым.
Затем мы с Мариной выстояли очередь за гуманитарной едой, накормили детей завтраком и решили думать, что же делать дальше.
В Чубери мы увидели премьер министра Грузии Отара Пацация, там был относительный порядок и душа успокоилась. Организованно стояли автобусы, на каждом автобусе были трафареты с указанием, куда можно доехать. Автобусы в основном, учитывая горный рельеф, были ПАЗы и КАВзы. На школьной спортивной площадке приземлялись вертолёты. Мы в точности повторили сценарий посадки в вертолёт, с начала Торнике и Георгий, затем Тамрико и Софико, Марину и её маму и сам остался на борту.
Благополучно долетели до Кутаиси, кстати, древний тронный город Западной Грузии, в том числе и Абхазии.
Как объяснить тот факт, что патриарх абхазской письменности Димитрий Гулиа, мингрел по происхождению, умер в 1973 году. Когда классик грузинской литературы Константинэ Гамсахурдия спросил его: почему Димитрий ты пишешься абхазцем, ведь твои корни из мингрелии - Гулиа ответил- я ведь родился в Абхазии, на что классик парировал: а, если ты родился бы в хлеву, ты коровой был бы?
В Кутаиси организованно стояли автобусы на все направления, в основном ИКАРУСы. Мы разместились в автобус, который ехал до Тбилиси. Прибыли в Тбилиси 10 октября 1993 года около десяти часов вечера. Высадили всех нас на вокзале. Нетрудно представить наш внешний вид, двадцать два дня в горах, одежда и вещи пропитанные дымом от костра, двадцать два дня толком не мыться и не бриться, наш брезент и тёплые одеяла не первой свежести и четверо малолетних детей. В то время в Грузии вместо денежных знаков ходили купоны. Чтоб оценить наше тогдашнее финансовое состояние, для сравнения, у нас было восемьдесят купонов, а проезд в метро стоил сто купонов. Я извинялся перед контролёрами, что у нас нет денег, на что они тепло ответили: какие деньги, это же счастье, что вы живы, ведь вы прошли через ад.
Выйдя из метро, мы направились к семье Мераба Сабахтаришвили. В детстве Маринина мама Мераба и его брата Вахтанга воспитывала как своих детей, и, почти каждый год, во время каникул они гостили в Сухуми.
Поднялись на шестой этаж, стучимся в дверь, в то время по всей Грузии не было света. Когда спустя некоторое время нам дверь не открыли, мы подумали, что они отдыхают и, настойчивее постучали. Вдруг, открылась дверь соседней квартиры и вышел мужчина, который спросил: вы из Сухуми, какое счастье, что вы нашлись. Он с удовольствием пригласил нас к себе в квартиру. Брезент и теплые одеяла оставили мы на площадке. Наш гостеприимный хозяин сказал, что постарается, чем ни будь угостить, извинился, что супруга и дети отсутствуют и ужина как такового нет. Мы вежливо отказались от ужина, но надо было видеть, как жадно наши дети набросились на яичницу, салат и кусочек чёрного хлеба. Тогда же хозяин нам поведал, что Мераб и Вахтанг неоднократно давали объявления по телевизору: если кто слышал или видел о местонахождении многодетной семьи Чхапелия из Сухуми, дали бы знать по указанному телефону.
Через некоторое время открывается дверь и входят Мераб, его супруга и дети. Они определили по запаху дыма, которым был пропитан наш брезент и тёплые одеяла, что это наши. Мераб, огромный мужчина, увидев нас, от радости не мог шелохнуться и, плакал как маленький ребёнок.
Этот день никогда из нашей памяти не сотрётся, ибо, в этот вечер, 10 октября 1993 года, закончился для нашей семьи весь ужас этой войны.
На следующий день Мераб и Вахтанг одели, обули нас, выделили нам трёхкомнатную пустую квартиру, друзья помогли финансами и, устроив семью относительно нормально, мы с Мариной решили, надо что-то делать.
Надо было жизнь начинать с начала, надежды на правительство не было никакой…
Эпилог.
Сегодня в Грузии появляются зародыши выхода на политическую авансцену про Российский настроенных сил, которые хотят внушить народу, что с Москвой можно договориться в вопросе деокупации страны. Это роковое заблуждение, которое Грузии будет стоить потере государственности. Это дорога в кабалу.
Россия с имперским менталитетом не может быть гарантом мира и стабильности, соответственно не может быть ей веры.
Единственный выход, это бесповоротный выбор политического вектора к Европейским ценностям. Для достижения цели нужно обязательно входить в Североатлантический альянс, и только после этого поддерживать культурные и иные связи с Россией.
Только таким образом мир можно уберечь от очередной катастрофы.
Сосо Чхапелия.
(1 Голос)
